В пурпурном томате мирозданья Варят кашу будней и рутин. Пауки-минуты с запозданьем Вяжут сети вечных паутин. Зреет тесто юности румяной, И черствеет старости батон, Льётся неуверенно и пьяно Зрелых лет душистый самогон. И на этой повседневной кухне Рассыпают соль первопричин. Среди сальных гор ребёнок пухнет, Удивлённый сытостью мужчин. Тех, которые судьбу-кухарку Бьют ногами, повалив на пол. И когда бывает слишком жарко, Она вынуждена накрывать им стол. А когда закат смежает веки, И сонливость рыщет как злодей, Тонут в пиве недочеловеки, Заражая подлостью людей. Может я сражён своим же знаньем? Может я застрял в грязи страстей? Только вот на кухне мирозданья Тысячи обглоданных костей, Что застрять желают в нашей глотке И не дать нам вовремя сказать, Не позволить сдержанным и кротким Нам побыть или хотя бы стать. Забывая что-то, не тоскуют. Не преодолев себя, кричат. Кто-то любит, когда их рисуют. Я люблю, когда меня молчат. Сизое мерцанье звёздных яблок На провисшем неба потолке И ногопожатье тёплых тапок, И покой зажатый в кулаке. Я люблю, когда мне лезут в душу! Если лезут – значит есть куда. Всё, что строил временно – разрушу, Чтобы что-то сделать навсегда.